Агрессия, выразительная и невыразимая
Итак, агрессия. Мало того, что у нас ее считают чем-то плохим:
Деструктивное поведение, противоречащее нормам сосуществования людей, наносящее вред объектам нападения, приносящее физический, моральный ущерб людям или вызывающее у них психологический дискомфорт
Википедия
... так еще и не умеют толком выражать: или никак или тот самый агрессивный человек из цитаты выше. Но это всего лишь ее крайние проявления, само же понятие агрессии намного шире. Являясь источником нашей внутренней энергии, эта «батарейка» включается в моменты нападения и защиты (иметь свое мнение, интересы и отстаивать их), достижения целей (в учебе, работе), развития отношений, преодоления трудностей и т.д.
Начинается же все, как ни странно, с детского ужаса.
Мелани Кляйн, «Раннее развитие совести у ребенка»
Как же так получается, что родители для маленького ребенка воспринимаются как вселяющие ужас?
Описать психику новорожденного крайне сложно, потому что слов на этом уровне еще нет. Можно сказать, что ребенок воспринимает мир в «сыром» виде, как есть. Его затапливает аффектами, все перемешано, непонятно что за чувства, откуда они и т.д. Психика еще не развита, ребенок может чувствовать только одну эмоцию за раз, поэтому мир воспринимается как черно-белый: или все хорошо или все плохо.
Пока мама хорошая, дает ему ощущение тепла и безопасности, то все хорошо на 100%. Если же ребенку плохо, а мамы рядом нет, то ненавидит он ее тоже на максимум. «Батарейка» превращается в неуправляемый ядерный реактор, практически в атомную бомбу. Чувства при этом такие сильные, что ребенок с ними не справляется и «отдает» их маме на переработку, чтобы она помогла с ними справится.
Продолжая идею неуправляемого реактора: представьте, что у вас в руках граната, у которой выдернута чека, но сил удерживать ее пружину у вас не хватает и она вот-вот рванет. Что с ней делать вы не знаете, поэтому отдаете ее маме. Она вставляет чеку обратно и возвращает гранату вам, но она уже безопасная, с ней получилось справиться.
Поэтому так важно постоянство в общении с ребенком со стороны матери, расположенность к нему, ее психическая устойчивость и надежность. Если же мама сама не устойчива и не справляется с «батарейкой», то теперь уже она является источником угрозы и тревоги (рванет или нет?)
Так он (ребенок) перемещает источник тревоги вовне и превращает свои объекты в опасные, но, в конечном счете, эта опасность принадлежит его собственным агрессивным инстинктам. По этой причине страх перед объектами всегда будет пропорционален степени собственных садистических импульсов.
Мелани Кляйн, «Раннее развитие совести у ребенка»
Объект здесь — это искаженное представление о родителе. Ребенок из-за ограничений детской психики не может воспринять родителя реалистично, поэтому представляет его всемогущественным мифическим божеством, которое вселяет ужас. Проще говоря, не родители нападают на ребенка, а он агрессивно нападает сам на себя и если мама не смогла помочь ему с этим справиться, то уже у взрослого человека мир может выглядеть вот так:
Картинка в ее изначальном варианте намекает нам, что нужно выходить из «зоны комфорта», иначе никак не попадешь в «место, где случаются чудеса». Очевидно, что помимо чудес, это место неопределенности и страха, попыток адаптации к окружающему миру и необходимости выдерживать напряжение и стресс.
Для выхода необходима та самая агрессия, но не в бытовом понимании деструктивного поведения, а в смысле настойчивости (напора, решительности, энергичности), когда мы проявляем себя и свои интересы, взаимодействуя с окружающим миром, в том числе и разрушая его (ломать не строить, да).
Впервые такой выход происходит в первые годы жизни, но, прежде чем выходить в мир, ребенок направляет агрессию на маму для отделения от нее и ему важно, чтобы его агрессия ее не разрушила, и она в результате не «сломалась», потому что он зависим от нее в плане физического выживания. Ребенок действительно находится в безграничной власти матери, но она же удовлетворяет все его потребности как само собой разумеющееся, поэтому его детская беспомощность компенсируется ощущением всемогущества (получаю что хочу).
Достаточно хорошая мама агрессию принимает и перерабатывает, не ломается и ребенок понимает, что все хорошо, отделяться — это безопасно. Говоря иначе, если мама поощряет выражать агрессию даже в ущерб своим интересам и поддерживает процесс самовыражения ребенка (я отдельный и я вот такой), то ребенок чувствует себя безопасно в незнакомом мире и учится первичной самостоятельности. Всемогущество трансформируется в уверенность в своих силах (я могу):
В условиях здорового развития детские агрессивные реакции встречают как оптимальную благосклонность, так и оптимальную фрустрацию. Ему разрешается обнаружить, что агрессия позволительна, и даже поощряют выражать ее, но в пределах неких установленных границ. В результате этого постоянного процесса ребенок учится соответствующим образом регулировать агрессию и таким образом становится способным к более частому ее выражению в какой-то умеренной степени и к более точной оценке своих агрессивных реакций.
Стивен М. Джонсон. «Психотерапия характера»
В ситуации, когда с мамой не повезло, у ребенка нет адекватного выражения агрессии и понимания «какой я», что могу, а что нет. Он ощущает себя или грандиозным, или ничтожеством. Те самые нарциссические качели: или все могу или не могу ничего. Ощущение всемогущества здесь — основа безопасности, для поддержания этой иллюзии придется манипулировать людьми, ведь отношения с мамой, как с отдельным человеком, не получилось выстроить. В моменты, когда иллюзия разрушается об реальность (я не смог, у меня не получилось), ребенок ощущает себя ничтожеством.
Но даже если мама помогла справиться с агрессией, то это пока еще диадные отношения «мать и дитя», для ребенка мир — это только его мама и такие отношения могут продолжаться достаточно долго:
Не бойся, мама рядом, сынок
Почему так происходит? Ребенок находится в непростой ситуации, разрываясь между желанием сохранить связь с матерью (она любит безусловно, отделяться от нее не хочется) и стремлением обрести автономность от нее, вырваться из ее объятий. Мама, в свою очередь, не желая отпускать ребенка, стоит между ним и внешним миром.
В нем, помимо мамы, есть еще люди и проявление агрессии будет наталкиваться на их агрессию и желания, что с большой вероятностью будет приводить к конкуренции, начиная с детских разборок в песочнице и заканчивая взрослыми играми за место под солнцем. Это очень важный момент. В диадных отношениях «мама-ребенок» конкуренции нет: ребенок обладает мамой целиком (на нее больше никто не претендует) и в то же время он целиком во власти мамы (маленький, слабый и беспомощный).
Но во внешнем мире конкуренция будет всегда. Взгляните еще раз на фото выше. Мать конкурирует с невесткой за сына, ведь невестка влезает в их отношениях. Получается, для конкуренции нужен третий. Но где его взять в диадных отношениях?
В качестве такого третьего для ребенка выступает отец, который олицетворяет мир, общество и задает уже социальные нормы. Отец, в отличие от матери, конфронтирует свои интересы, отвечая агрессией на агрессию ребенка. Если раньше мир состоял только из мамы, которая принимала ребенка таким как есть, то теперь нужно справляться с чьим-то (пока с отцовским) недовольством, ограничениями, требованиями и т.д.
Где же тут конкуренция? Еще раз: хочется выйти за пределы материнского мира, но не хочется. Что делать? Например, отжать маму у папы (вырасту, женюсь на маме) или папу у мамы (вырасту, выйду замуж за папу). Тогда не придется двигаться дальше во внешний мир, выстраивать там отношения с людьми, искать себе пару и т.д. Поэтому первая в жизни конкуренция — это конкуренция с отцом за мать или с мамой за отца.
В этой ситуации отец говорит, что нет, дорогой (дорогая), мама не принадлежит тебе на 100%, это моя жена. Так внешний мир в лице отца начинает агрессивно вторгаться в психику ребенка и приносить лишения (мама не только моя!), с которыми нужно как-то справляться.
С одной стороны, ребенок понимает, что он может быть исключен из отношений мамы и папы. Аналогично в реальном мире — там будут отношения в которых ты не участвуешь: вакансию займет кто-то другой, для создания семьи выберут не тебя и т.д. С другой — отец таким образом кладет конец безграничной власти матери, освобождая ребенка для его собственной жизни, вводя его в мир желаний и агрессии других людей и учит с ними справляться.
Сталкиваться с этим весьма болезненно и здесь хорошим исходом будет… проигрыш. Смириться и признать поражение в битве с одним из родителей за полное владение другим. Это значит разрешение нарциссизма (я не исключительный и не всемогущий) и адекватная конкуренция с другими, а не манипуляции.
При нормальном развитии восприятие ребенком родителей как пары, существующей независимо от него, объединяет его психический мир.
Это творит уникальное пространство, в котором могут сосуществовать различные объектные отношения, вернее, сложившиеся к тому времени отдельные, сменяющие друг друга пространства, каждое со своими собственными объектными отношениями.
Первичный семейный треугольник обеспечивает ребенка двумя связующими звеньями, соединяющими его отдельно с каждым из родителей, и конфронтирует его с наличием связи между родителями, которая исключает ребенка.
Рональд Бриттон, «Субъективность, объективность и триангулярное пространство»
Иначе говоря, да, ребенок исключен из родительской пары, но это же означает, что он сам может построить свою пару и в этом вновь помогает отец. Взаимодействуя с ним, как с «внешним» третьим, мальчик определяется с тем, каким мужчиной быть (вырасту, буду как папа), а девочка — какого мужчину она выберет для создания отношений (похожего на папу).
Если же отца нет или он формально существует, но фактически в жизни ребенка отсутствует и отношения с женой у него вида «все сложно», то вместо «я справляюсь» у ребенка тоже будет «все сложно».
Во взрослом возрасте это может выглядеть, например, как игра по чужим правилам с подавлением собственных желаний и агрессии (заяц был очень вежливый и хорошо себя вел, но волк его все равно съел). Или пассивное проявление агрессии, когда вроде уступаешь требованиям окружающих, но внутренне негодуешь, сопротивляешься, саботируешь. Еще есть вариант обойти агрессию и добиться своего через манипулирование и соблазнение. Так или иначе, прямо агрессия не выражается, конкуренции нет.
Итак, мама дает поле для проявления своей агрессии, а отец привносит возможность управления последней. В случае достаточно хороших отношений с родителями внутренняя «батарейка» работает как надо, с агрессией и с энергией жизни как таковой проблем нет. У ребенка есть та самая зона комфорта в виде дома, семьи, поддержки и т.д. Далее, с учетом того, что отношения с миром — это отношения с семьей, взаимодействие с миром тоже норм и нет проблем выходить из «зоны комфорта» в «место, где случаются чудеса». Да, стресс и неопределенность есть, но с ними получается справиться.
Если же с родителями не повезло, то никакой зоны комфорта нет, а мир как проекция родителей вызывает, например, страх и ненависть или даже ужас (особенно это касается государственных структур, обладающих «родительской» властью). То, что не получилось прожить с родителями, бессознательно сваливается на партнера как родителя или борьбу с родительским авторитетом в лице начальника, власти, судьбы и т.д.
С этим вполне реально разобраться на психотерапии, которая является той самой зоной комфорта с терапевтом, как приемным родителем. Опираясь на последнюю (и последнего) уже можно выстроить свою «зону комфорта», а там и до «места где случаются чудеса» рукой подать.
Вместо постскриптума:
